НОВИНКА : ТЕПЕРЬ И АУДИО СТИХИ !!! всего : 1726Яндекс цитирования

СТУПЕНИ - стихотворение Лиснянская И. Л.

СТУПЕНИ

Находка отдыхающего

Часть первая. ЯВЬ

ВСТУПЛЕНИЕ

Я вздрогнула: ну кто б так рано мог
Прийти, не упредив по телефону?
Пока ключом я мучила замок,
Мой гость у лифта скинул башмаки:
— В Москве проездом я, прошу пардону! —
И, не представившись, мне протянул листки
И торопливый свой закончил монолог:
— Увы, находку куда надо сдал,
Поймёте вы, — перестраховки ради.
Но перед тем, как сдать, переписал. —
— Хотите кофе? — Но пустой порог,
И лишь в руках — страницы из тетради:

А
А может быть, всё это неспроста, —
И алфавит под переплётом красным,
Идущий лесенкой, и майские места,
Где Слово, разветвившееся в речь,
Тобою правит с попеченьем властным,
Чтоб избегала ты опасных встреч
На этом спуске некрутом от А
До яростно мятущегося Я
Наперекор как Жизни, так и Смерти.
Ступай, здесь за тобою нет хвоста,
Ступай с мечтой о манне бытия
И никогда не думай о десерте.

Б
Бывает и в невзгодах перерыв, —
Ведь есть же перерыв на предприятьях!
Как зонтик, облако цветущее раскрыв,
Стоит такой черёмуховый час
Над Рузою, что я в его объятьях,
О мёртвые мои, уже о вас
Бесслёзно думаю! — Меж нами лишь разрыв
Пространственный. Вы знаете о нём,
О мёртвые, точнее, чем живые, —
И радуетесь радостям живых
И плачете, когда мы слёзы льём.
Об этом догадалась я впервые.

В
Впервые не обидно мне весной,
Что не пожну того, что я посею
Хотя бы в этой книжке записной,
Где завтра заночует соловей.
Но соловьем не удивишь Расею,
Как опыт учит. И к тому же ей,
Забвенье видящей в бурде спиртной,
Не нужен от забвенья передых, —
Ей память не годится и в закуски!
О как дрожит стакан в руках худых! —
На что ей знать: на мост ли разводной,
На мост ли Бруклинский поэт выходит русский?

Г
Гнездо своё он вьёт не на ветвях,
А на земле. О, как неосторожно,
По-соловьиному он презирает страх!
Целенаправленной, да и шальной пятой
Его гнездо шутя прикончить можно.
Ну, а пока над мелко-завитой
Черёмухой звучит в полупотьмах
Ступенчато-ликующая трель.
Молю тебя, приятель, до рассвета
Не умолкай! В траве — твоя скудель,
А для души на вьющихся верхах —
И детство Моцарта и вечер Фета.

Д
Давно меня не посещал восторг,
Да и была ли пища для восторга?
Сулила осень северо-восток
Или несчастный случай на шоссе
С туфтовым актом для родни и морга.
Всё чепуха! Черёмуха в красе
Неслыханной, и каждый завиток
В бездумной отражается реке.
Здесь и прабабушка моя гляделась в Рузу,
С крестьянской силой в узенькой руке,
Стирая, юбки била о валёк
И приглянулась пленному французу.

Е
Едва ли всё тут правда, но не мне
Развенчивать семейное преданье,
Так нравившееся моей родне,
Которая исчезла без следа,
Без права переписки и свиданья
В уже обрыдлые читателю года.
Лишь чудом спасся бедный мой отец,
Чтоб вскоре пасть на праведной войне
С дырою под медалью "За отвагу".
Хоть я в генеалогии не спец,
А всё же был француз, и на стене
Храню наполеоновскую флягу.

Ж
Жива лишь эта фляга, но не для
Мемуаристики мне подарили книжку,
А чтоб вселить в неё от А до Я
Знакомых телефоны, адреса,
Но я в неё вселяю передышку
От быта, где редеют голоса
Приятелей, и где моя петля
На людных улицах вдруг обретает хвост,
Петле — досада, и хвосту — досада,
Поскольку путь мой так открыт и прост,
Как эти обнищалые поля,
Которым ничего скрывать не надо.

З
За ужином замолк пансионат
Леспрома. Видно, этому народу,
Что сам, как лес, коряв и сучковат,
Чьё ремесло — на сбыт и про запас
Валить и обрабатывать природу,
Не по нутру о трезвости Указ.
Не с тем ли дядей, глядя на закат,
Во глубине архангельских лесов
Делил бутылку, отбывая ссылку,
Поэт, который с детства виноват
В божественной перестановке слов,
В уменье Время облекать в ухмылку?

И
И мне с программой "Время" повезло,
Мне занял ветеран войны местечко,
Но так его с Указу развезло
В ближайшем к телевизору ряду,
Что я на луг сбежала, где овечка,
Чей жребий жертвенный похож на ремесло,
Ещё терзала нежную среду,
Хоть было ей давно пора в закут, —
Царица Флора с жертвенной не взыщет!
О небо, ну и пусть меня запрут
Или швырнут Харону под весло,
Коль под тобой и жертва жертву ищет!

К
Какая роскошь позволять себе
С истерикою обращаться к небу,
Которое в берёзовой гурьбе
Да и в людской толпе тебя хранит.
Какая чушь! Да и на чью потребу
Твой бесноватый глаз сейчас раскрыт?
Не ведовской ли служишь ворожбе,
Коль видишь и в овечке признак зла
И некую для общества опасность?
Очнись, раба святого ремесла!
С утра ступай на ту опушку, где в борьбе
С самой собой ты обретала ясность.

Л
Легко понять, что даже без цветов
И бабочек, опушка та прелестна,
Где прошлым летом, ужас поборов
Перед повесткой с вызовом туда,
Откуда выйдешь, нет ли — неизвестно,
Я занялась уроками труда
Словесного. Старик из стариков,
Сонет и тот осуществляет связь
С текущим днём надёжнее, чем пресса
И телетайп. И над собой смеясь,
Иду из корпуса, где двести номеров,
На изумрудную опушку леса.

М
Меж тем пансионат наш изумлён:
На крыше, где из жести слово "ОТДЫХ",
Искусством дятел крайне вдохновлён,
И в букве "О", двойник которой ноль,
Он упражняется в трескучих одах.
Но здесь язвят: "Бичует алкоголь!"
Так иль иначе, третьи сутки он
Без перерыва для иных утех
И червячка ни разу не отведав,
Жесть, словно дерево, долбит на крыше тех,
Кто валит лес и варит самогон
И дятлов знает лучше, чем поэтов.

Н
Но выяснилось: он сошёл с ума
В предчувствии зимы, трудяга-дятел!
Да и под этой крышей кутерьма-
Бутылки, женский визг, игра в лото.
И месяц май в канун июня спятил, —
Кто поумней, тот захватил пальто.
Нет вражины коварней и лютей,
Чем на весну напавшая зима, —
В ней скука варвара и жуткий смех тиранства, —
Свалила дерево, под снег взяла корма,
А всё из-за вмешательства людей
В не отведённое для них пространство.

О
О мстительности космоса вчера
По прихоти пера я сочинила, —
Да снег в окне увидела с утра!
Лежит черёмуха в венке своих ветвей!
О, будьте прокляты мои чернила!
...Всё ж приведу я на ступени сей,
Чтоб впредь не опасаться мне пера,
Ту мысль, что Пушкин высказал в письме,
Кому не вспомню, — мол, поэт — угадчик,
А не пророк. Коль так — конец зиме!
А нам с соседкой завтракать пора,
Она — из тихих и до времени увядших.

П
Порядок уважает и режим
Рабочая по деревораскройке.
Вот и сейчас, до завтрака, спешим
Прибраться в номере, да вдруг как застучит
Тишайшая моя по спинке койки:
"У нас вся мебель на бабье стоит!
Уж не детей, а секции родим!
И здесь — всё древесина, как в цехах!
И нас кроят! Мы тоже древесина!.."
Я руки в фиолетовых узлах
Ловлю и льну к плечам её большим, —
И у меня поплакать есть причина.

Р
Растить бы мне и пестовать внучат,
Рассказывать им бабушкины сказки,
Которые в крови моей горчат,
Да так печально кончились они,
Что грех придумывать весёлые развязки.
Не с ними ль я связую наши дни:
Огни болота, жертвенника чад,
Дым пепелища и надежды свет
Из красных глаз страны моей невинной?
Пусть мне — закат, а внукам — пусть рассвет,
Тот самый, что безгрешно был зачат
И с Воскресеньем связан пуповиной.

С
Словесность наша разветвлялась всласть
На шведском забулыженном болоте,
Где негде было яблоку упасть
Меж косточек российских крепостных,
Мечтавших не о граде, не о флоте,
А об избе и всходах посевных.
Но только б мне в историю не впасть, —
Невежда я. Однако от неё
Мне всё-таки достался ямб и всадник,
Чьих медных глаз не выест вороньё.
Теперь и змей не тот, и конь, и власть,
И втоптан в грязь Парашин палисадник.

Т
Тревожно тлеет за окном закат,
Заречный жар его не слишком пылок,
Его холмы и поймы зеленят, —
Под ним почти поленовский пейзаж
Подпорчен чёрным грифелем глушилок,
Но на коротких волнах наш этаж
И не качался, — в баре нарасхват
Забвенье, а веселие Руси
Сберёг начальству сауны предбанник,
А я задумалась, нащупав Би-би-си,
Над русской славой, а вернее, над
Твоей формулировкою, изгнанник.

У
Уж так ли жалок странник мне? Я слух
Расширю, да и раковины слуха
От адской накипи очищу. У старух,
Прямолинейностью подобных мне,
При мелкой мысли есть величье духа.
Пускай глушилки — на любой волне!
Изгнанника вполне земная речь
Ветвистым облаком плывёт издалека
В эфирные владения державы,
Чтоб воздух напоить и чтобы втечь
В таинственную реку языка —
В единственный источник русской славы.

Ф
Фактически я здесь девятый день
Живу, никчёмным занимаясь делом:
Дышу душой, а надо бы, да лень,
На берегу, который нынче сух,
Надев купальник, подышать и телом.
...Вчера был дождь. И напрягая слух,
Сквозь надоедливую дребедень
Эклогу слушала и невзначай
Нарушила я строфику ступени,
А в ней, хоть малый камешек задень...
Суровый Липкин, друг мой, не серчай,
Когда увидишь это преступленье!

Х
Хорошая моя, ты всё лежишь,
Листвой и цветом собственным увита,
И трупным запахом ты не смердишь,
Да и кора твоя, черёмуха, тепла,
Ты, может, спать легла, а не убита?
А может быть, древесные тела
Не расстаются с душами, и лишь
Поэтому загробной жизни нет
У дерева? Что ждёт меня в том мире,
Коль так я обожаю этот свет,
Где соловей поёт, где даже тишь,
И даже я притрагиваюсь к лире?

Ц
Целую письма и сжигаю их
На всякий случай, чтобы не достались
Они глазам гонителей моих.
Сжигаю письма от того, кто мне
Дороже жизни, хоть и не венчались,
Целую и сжигаю их в огне
Костра дрожащего среди кустов лесных,
Сжигаю, — ведь и ангел мой гоним!
И письма, в свитки чёрные свиваясь,
На пепел распадаются и дым.
О письма, из предчувствий ли дурных
Сжигаю вас? Чего я опасаюсь?

Ч
Число тридцатое, по-чёрному народ
Сегодня пьёт, — кто в номерах, кто в баре.
В последний раз спиртное продаёт
Буфетчица. Сосед по этажу
Уже портвейн вливает в рот гитаре.
И я в его компании сижу
(Ужель и в этой я семье — урод?)
Я тоже пью, хоть двадцать лет — ни-ни...
Зациклилась на злободневной теме...
А за окном — лиловые огни, —
Простор широкий осветив, цветёт —
Сирень цветёт, как не цвела в Эдеме.

Ш
Широк простор имперский и надзор
Над ним жесток. Лишь стадо бед надзора,
Вперяя в мир непостижимый взор,
Мычит и запивает луг рекой
Вблизи черно-белеющего бора, —
И колер стада в точности такой,
С той разницей, что на боках узор
Куда крупней, чем на стволах берёз.
Вас мучают ли думы об убое?
Но повисает каждый мой вопрос
Ущербным месяцем с недавних пор
И в зеркало глядится голубое.

Щ
Щербатый месяц с тучкой под губой
Ответа ждёт из глубины предмета,
Не зная, что вопрос почти любой,
Который в вечном воздухе повис,
Сильнее и трагичнее ответа.
Вот, например, что сделал бы Нарцисс,
Нарцисс, возлюбленный самим собой,
Когда, глядясь в зеркальное русло,
Вдруг обнаружил бы своё уродство?
Молчи, моё Святое ремесло,
Скрывай, что видишь меж твоей рабой
И обезумевшим Нарциссом сходство!

Э
Этаж уже пустует. Наш заезд
В автобусах. А я в дежурку шмотки
Снесла. Куда спешить из этих мест,
Где и лягушечья капелла хороша?
Нет, к опрокинутой спущусь я лодке:
Дежурит нынче добрая душа, —
Любовь Ивановна мне плеши не проест
За то, что я с отбытьем задержусь,
К тому же ей и ключ от номерочка
Сдала моя соседка. Я прощусь,
Не торопясь со всем, что есть окрест,
Прощусь, словно с душою оболочка.

Ю
Юродивая ты, да и ханжа, —
У неудачниц это совместимо, —
Кусочек слова с красного ножа
Истории жуёшь, как та овца
Траву... И жалуясь, что властью ты гонима,
Живёшь, опалой втайне дорожа!
Но что это? Два дюжих молодца
Идут сюда, изображая пьянь,
Но узнаёшь опричников походку, —
Нет между вымыслом и правдой рубежа!
Безлюден берег! Дело твоё дрянь!
Хоть явь, хоть бред, а книжку сунь под лодку.

Я
"Я стал рыбалить около восьми,
Придвинул лодку, да нашёл находку,
Мне б нуль внимания, а я возьми
Да и раскрой, — и ну пошёл читать.
Всё складно. Но понятно лишь про водку, —
Закладывала крепенько, видать.
Была б тверёзой — не было б возни.
Оставила бы адрес, телефон
Заместо соловьёв, хвостов да петель.
Учтите, весь заезд — двенадцать дён!
Так что исчезну я, как и возник,
Я отдыхающий, а не свидетель".



Часть вторая. СОН



ВСТУПЛЕНИЕ

Я вышла в сон и поняла, что он —
Не что иное, как изнанка яви.
Три времени отображает сон
В зерцалах троестворчатых своих, —
Сей триптих Вечности в космической оправе
Не удаляет мёртвых от живых,
И за ненадобностью сокращён
Харон — к чему такая единица
В раздутых штатах похорон-бюро? —
Особенно в системе, где урон —
Есть прибыль для идеи, но перо
Ущербного прибытка сторонится.

Я
Я вздрогнула, увы, не от звонка:
С рекой прощалась, изо рта которой
Торчали врозь два красных языка:
Один язык для совести, другой —
Был явно предназначен для конторы, —
То как сургуч твердел он над рекой,
То извивался гибче червяка,
А первый — в язвах всех людских судьбин —
Подобен был кровоточащей ране.
Как только заговаривал один,
Другой, не медля, русская река
Вбирала всеми мышцами гортани.

Ю
Юродивая обманула всех:
На берег вышла противоположный
И по ступеням устремилась вверх,
Забыв о лодке, тащит на спине
Речные травы как рюкзак дорожный,
Изодранный корягою на дне.
Ещё наяды булькающий смех
Течёт пузырчато из пропасти ушной,
Напоминая слюни причитанья,
А водорослей лохмы за спиной
Смыкаются, чтоб не было прорех,
И обретают крыльев очертанья.

Э
Этаж на этаже вдоль берегов,
Деревьев ярусы и туч лиловых ярус,
Над ними звёзды — тёзки тех богов,
Что населяют и сейчас Олимп.
Прощай, земля, пансионат, "Икарус",
Алеющий в аллее летних лип!
За то, что тысяч пять тому веков
Была голубкой, мне соткал Морфей
Из водорослей крылышки, а кстати,
Я правнучка того из сизарей,
Кто в клюве благовест оливковых листков
Ковчегу притащил на Арарате.

Щ
Щербатый месяц превращён в ответ:
Быть и не быть в одно и то же время!
Где нет вопроса — там и горя нет,
И нет горба, — лишь тучка под стопой
У месяца (кому свой горб не бремя?)
О восклицательный, мне весело с тобой!
И от ресниц я слёзы поздних лет
Отодрала, — летят и в первый раз
Звенят солёные ледышки звёздным массам:
"Мы есть и в то же время нету нас!"
Сей парадокс пока ещё скелет,
Но обрастёт он виноградным мясом.

Ш
Широк простор небес, но снова в глубь
Зеркал гляжу... Приходит муза Клио
С эпическою складкой возле губ
И вместо свитка зеркало не зря
С собой взяла, — вот, усмехаясь криво,
В него глядится, как бы говоря,
Что тот наивен, ежели не глуп,
Кто подбивает всем событиям итог,
А душу и не числит за событье.
Меж тем душа — Истории исток...
О Клио, и невежду приголубь, —
Не летопись я клянчу, а наитье!

Ч
Число осеннее. С ладони Дионис,
Сочтя меня за шарик винограда,
В давильню сдунул, дескать — раздавись
И стань прозрачной капелькой вина!
Уже не ободрит меня наяда,
Давильни дно страшней речного дна.
Но светит — восклицательный: крепись!
Карабкайся по глиняной стене!
Ведь есть в тебе сопротивленье давке!
Ведь не осталась разбухать на дне,
Ведь выбралась и устремилась ввысь!
Ты, ягодка, не из фантазий Кафки!

Ц
Целую землю и Алкесты след:
Царица, неужель тебе не ясно,
Что любит не тебя твой муж Адмет,
А лишь твою великую любовь, —
Чтоб жизнь его продлить, ты умереть согласна,
На что не согласилась и свекровь!
Краса Фессалии смеётся мне в ответ:
Я не случайным гостем спасена,
Мне Бог его послал любви во имя!
Волос Алкесты медная волна
И глаз зелёных виноградный свет
Темнеют и становятся моими.

Х
Хорошая моя, да ты жива!
Христовой стала ты, черёмуха, невестой.
"Мы есть и нет нас" — это не слова!
Звезда падучая сожгла мои крыла,
В ту бросила ладонь, чтоб не Алкестой,
Не птицей — виноградиной была.
И мне бы в скит уйти на Покрова!
Меня, что кошку, бросил в эти дни
Мой ангел, мой гордец, в чьём сердце смута,
Чьи письма я сожгла... Но вот они!
Целы все до единого, но — два
Никак не распечатать почему-то!

Ф
Фактически, я — кошка на холсте
Во "Благовещенье" Лоренцо Лотто,
Архангел здесь с цветущей вестью о Христе,
Хозяйка ж молится ладонями вперёд,
Как бы от глаз отталкивая что-то,
И вестнику навстречу не встаёт
С колен. Ужель распятым на кресте
Внезапно видит будущая Мать
Родное чадо, Господа-младенца!
...И кошку ты пригрел, — то благодать
Сошла к тебе в житейской суете,
Доселе мне не снившийся Лоренцо!

У
Уж так ли жалок странник? Одиссей
Ещё вернётся! Нет, то современный
Овидий рвётся к родине своей:
Взаимозаменяемы вполне
Герои и моря (лишь неизменны
Ковчег и Кормчий). И в нью-йоркском сне,
Космических достигнув скоростей,
Пласты эпох меняются легко
Местами и меняют атмосферу, —
И до Итаки столь же далеко
И столь же близко, как до якорных цепей
Васильевского острова, к примеру.

Т
Тревожно блещут искорки надежд
На возрожденье сеющего смерда, —
Мир в пестряди прабабкиных одежд!
Да это ж снег на мартовских полях
Так радужно засеян спектром света!
Свет-Сеятель, в окрестных деревнях
Лишь ты мне встретился! Поверх оконных вежд
Везде — крест-накрест доски... И зерном
Засеять почву здешнюю сумеешь!
Свет-Сеятель! Ты милосердным днём
Ниспослан мне. Надежда, видно, вещь
Неугасимая. И Слово ты посеешь!

С
Словесность наша продолжает цвесть!
Друг друга опыляя, но и розно
Живут на Диве-Древе верба-весть,
Полынь-былина, кактус-авангард,
Романтик-мак, классическая роза,
Слегка охрипший колокольчик-бард,
Подсолнух, чья одическая лесть
Невинна, Иван-чай-обериут
И я — сентиментальная мимоза,
И счастья цвесть у нас не отберут
Ни власть, ни змей, ни саранча, которой несть
Числа, — её растит официоза.

Р
Растить бы смену... Но как на беду
Влачу лохмотья пёстрых сновидений
Вверх по ступеням: в нищенском саду
Я — вроде дачницы. Гляжу — и здесь висит
Первопричина всех грехопадений —
Антоновка. Мне Змий нанёс визит
И искушает: если я войду
С моим скитальцем в тот престижный сад,
Откуда мы ушли во имя Слова,
То кончится здесь мой абсурдный ад, —
Хвосты и петли... И мечусь в бреду,
Страшась и радуясь, что согрешу я снова.

П
Порядок есть во сне да и режим
Нагрева ада. Вижу сон соседки:
Из костромской деревни в стольный Рим,
Хоть и изъят из жизни Юрьев День,
Спешила после сельской семилетки
За паспортом — мечтой всех деревень,
Чей серп от молота не отторжим
На гербе. И беглянку ждал успех:
Ей выхлопотал документ с пропиской
И дал в общаге койку вредный цех,
Где нас кроят, а мебель мы кроим,
И просыпаемся, чтоб съесть пюре с сосиской!

О
О мстительности космоса доклад
С телеэкрана излучал Юпитер,
Слова пылали и мерцали — в лад
Меркурий, Орион, Сатурн и Марс.
Стерильным облаком докладчик губы вытер,
Уверенный в поддержке звёздных масс,
А массы, как в давильне виноград,
Толкутся в длинной гуще череды
За водкой — как-никак, а год-то Новый!
И слёзы свет Рождественской Звезды
Льёт на бурлящий в очереди Град
Да и на снежные пелёночки Христовы.

Н
Но нет, не дятел — я сошла с ума-
По крыше, как по барабанной коже
Двумя сосульками стучу: возьми, тюрьма,
Меня и в лагерь брось заместо той,
Что праведней меня да и моложе,
И мнится мне каштановой свечой!
Меня пусть гасит потьменская тьма!..
Обреет наголо, как обстругает брус!
Пусть вместо той согнусь от боли в почке,
Крамольной лирой отгоняя гнус!
Меня возьми, — ведь я прошусь сама
Заместо той, что мне годится в дочки.

М
Меж тем я в здравом разуме, не то б
Меня бы обессонил сон вчерашний,
А я, дремотный чувствуя озноб,
Отнюдь не в бой впадаю, а в покой,
В свой мелкохлопотный, в свой быт домашний:
Левша с рожденья, левою рукой
В бордовый борщ крошу сухой укроп
И "Вихрь" включаю, чтобы пылесос
Сплотил живую пыль и неживую,
Да цвет каштана и сквозь пыль пророс!
Кричу то ли в подушку, то ль в сугроб:
Я существую и не существую!

Л
Легко сказать: я есть и нет меня —
Так совесть убаюкаешь в два счёта!
То посредине заметеленного дня
Язык восстал, как пламень изо льда,
И прав язык. Но мне мешает что-то
Сгореть (хотя и время) со стыда.
Ах, да! Ведь я сегодня — головня,
Старуха в чёрном с пепельной тесьмой.
Но смладу злой или безмозглой дылдой
Я не была, не ослепляясь тьмой,
Не мстилась дланью мне горийская клешня,
Но не была и я святой Касильдой!

К
Какая ночь! Как жалостлива дочь
Свирепого правителя в Толедо!
Чтоб христианам хоть едой помочь,
По лесенке спешит в тюремный мрак,
Шуршаньем юбки, звяканьем браслета
Гяурам подаёт условный знак
И в эту ночь. Однако в эту ночь
Её застиг отец, а он свиреп!
Касильда застывает на приступке,
Пытаясь молча ужас превозмочь, —
Но в розы чайные преобразился хлеб
В парчовом подоле испанской юбки.

Й
И краткое, и воющее Ы,
И твердый знак, и, к сожаленью, мягкий
Искать не станем в этой книжке мы, —
Они забились в щели меж зеркал
Трехстворчатых и превратились в маки
Той дрёмы, в коей верно упрекал
Меня язык, восставший из зимы.
И впрямь себе я мнилась головнёй
В дурманно-романтической дремоте.
Везёт таким, кто болью головной
Отделавшись от призрака тюрьмы,
Орёт: "Я есмь и несть меня в природе!"

И
И мне везёт: юродивой ханже
Семь лет справляют! Мы проводим лето
В безлюдной, турками порушенной Шуше,
Где что ни дом — то каменный скелет,
Я куклу нянчу в пустоте скелета,
А папа прячет жизнь и партбилет.
Белеет брынза на пятнистом лаваше,
Овечка жарится на примусном огне,
И мама арии поёт из опер,
Мелькает бабочкой цирюльник Бомарше...
Молчат меж балок звёзды... О резне
Лишь виноград вопит меж серых рёбер.

З
За окнами ты пела, я спала
В своём оцепененье безголосом,
Пока ты пела, пряжу я пряла,
О подзеркальный опершись костыль,
Из пыли, плотно сбитой пылесосом, —
Вселенская и комнатная пыль,
Как с той овечки шерсть, была тепла.
О чём ты пела, глупая капель?
Я на поступки больше не пригодна,
Но волю дам я пыли, — пусть хоть в щель
Оконную летит, хоть в зеркала,
И пусть живёт, и пусть поёт, что пыль свободна!

Ж
Жива и пыль, и память, и во сне
Она пророчица, она — Кассандра.
И я осталась с ней наедине
И соль целую безутешных глаз:
Все верили тебе, моя касатка,
И только притворялись, как сейчас
Мы притворяемся по слабине,
Что мы тебе не верим. Рабский дух
Боится правды, — такова житуха.
Кассандра-память рассуждает вслух:
Погибнете не в ядерной войне,
Погибель ждёт вас на развилке духа.

Е
Едва ли правда, что в бурде спиртной
Расея ищет способа забыться,
Лукавит на развилке роковой:
Ей память — к выпивке солёный огурец, —
Пусть и стакан, и огурец двоится,
И рёбра гнёзд, и месяца творец, —
Тогда понятно, что язык родной,
Как всё вокруг, двоится от вина!
О Господи, — молюсь я в сновиденье, —
На нас самораспятия вина!
Наш крест остроконечный и стальной!
Но смилуйся и дай нам Воскресенье!

Д
Давно не снился мне такой апрель,
Где я не муха в первой паутине,
А та блаженная виолончель,
Которая исполнила вчера
Концерт-Молитву — ля мажор Тартини,
В редчайшие молюсь я вечера,
Но давеча (благодаря свече ль,
Что позабыл задуть транжира-сон?)
Молилась я. Не отошли ещё от боли
И струны, и смычок мой напряжён,
А в скудном сердце — и ступенчатая трель
Соловушки, и предпасхальный звон,
И даже пыль, поющая о воле!

Г
Гнездо моё. В него тащу слова
Из разных гнёзд. Словес кровосмешенье
Не страшно нам как рифма, что слаба:
Высокий слог и сленг полублатной
Сливаясь, не сулят нам вырожденья.
Но те два языка из глубины речной —
И есть развилка Духа! И со лба
Течёт предсмертный пот, предсмертный страх:
Народ наш погибает, говорящий
На двух различных русских языках!
А на гнездо — то ли фонарь, то ли сова
Нацеливает свой янтарь горящий.

В
Впервые с Янусом пьём кофе. Это — гость
Тот самый, что у лифта обувь скинул,
Бог входа-выхода конторе бросил кость,
А мне с той кости копию принёс, —
Он там и тут возник и мигом сгинул.
Брюнет он — справа, слева — альбинос:
"Быть и не быть решили? Это ж гвоздь
Всей жизненной программы! Я — не Бог,
Мы все двулики, да и двуязыки.
Я есть народ! И я без правды изнемог,
Есть и во мне и молодость, и злость,
Да хлеба хочется и на десерт клубники!"

Б
Бывает и на грёзу перерыв,
Как на обед. Сбылось: и мчатся кони,
Смог выхлопной копытами изрыв
Над транспортной и пешею толпой,
И лебедь, воскресая, на фронтоне
Коленку левую бьёт правою стопой,
И пляшет солнце в темной бронзе грив,
Летит квадрига в клеверный район,
На луг, где Руза, а быть может, Лета,
Куда я канула, откуда вышла в сон, —
Сдать рукопись, а не возьмут — архив
Всё ж завести, хоть и позорно это!

А
А может быть, я всё же умерла,
И позабыли в похоронной спешке
Завесить роковые зеркала
Трёхстворчатые (попросту — трельяж).
Не только Жизнь горазда на насмешки,
И наша Смерть горазда на кураж:
Всю душу раздевая догола,
То окрыляет, то вселяет в холст...
Текущую, грядущую, былую
Явь вывернула, где петля и хвост
Друг друга стоят... Здесь я иль ушла,
Прости нас, Господи, и славься! Аллилуйя!



автор: Лиснянская И. Л. ,написано: 1984, рейтинг: 0 |
вид произведения: поэма
анализ, сочинение или реферат: 0
мeтки:
аудио стихотворение: 0

слушать, скачать аудио стихотворение
СТУПЕНИ Лиснянская И. Л.
к общему сожалению, пока аудио нет

анализ, сочинение или реферат о стихотворении
СТУПЕНИ:

Но... Если вы не нашли нужного сочинения или анализа и Вам пришлось таки написать его самому, так не будьте жмотами! Опубликуйте его здесь, а если лень регистрироваться, так пришлите Ваш анализ или сочинение на allpoetry@mail.ru и это облегчит жизнь будущим поколениям, к тому же Вы реально ощутите себя выполнившим долг перед школой. Мы опубликуем его с указанием Ваших ФИО и школы, где Вы учитесь. Поделись знанием с миром!


Лиснянская И. Л. стихи:

Лиснянская И. Л. все стихи